waicimen

"Знай, Сэм, ни один человек никогда не сможет владеть ничем, кромесобственных мыслей. Ни людей, ни местность, ни вещи не дано нам удержатьрядом с собой длительное время. Мы можем совершить вместе с ними небольшуюпрогулку, но рано или поздно все мы, прихватив с собой лишь истинно наше -то, чему мы научились, то, как мы стали мыслить, отправимся порознь, каждыйв свое новое превращение". При входе в спортклуб меня встретил серый перс: откормленный и наглый он лениво проводил меня взглядом. - Откуда такая красота? – спросила я администратора. - Прибился. Видимо домашний. - Очевидно, - согласилась я, вспомнив жирную серную морду, хозяйничающую у меня дома в мое отсутствие. Да и в мое присутствие тоже. – Не к добру-то кот. Мое предчувствие подтвердилось уже через несколько минут, когда я еще отчаянно копошась в сумке, поняла, что забыла свое чтиво дома. Все! Тренировка грозилась быть испорченной. - Возьмите что-нибудь у нас почитать, - вежливо предложила администратор, указав на стеллажи с полками для бруккроссинга. Терпеть не могу книгообмен: все равно, что трусами меняться! Представить не могу, что книгу, которую ты «поносил», если даже ее «постирать», над которой ты, быть может, даже пострадал, поплакал, или еще лучше задумался, вот так взять и поставить на свободную полку. Наверное, именно поэтому в наша стране - самой перечитывающей в мире - эта импортная забава не прижилась. Но выбор был невелик – не возвращаться же домой. «Просто почитаю и поставлю на место», - решила я и, поморщившись, наугад вытащила карманного формата книжонку. - Надо же! Кто-то Баха отдал, - вырвалось у меня, когда я увидела, как мне повезло. - А он, что еще и книги писал? – искренне спросила администратор. - Угу, - буркнула я, памятуя о своем обещании не унижать нечитающих людей. «Это был кот, серый персидский кот. У него не было имени. Он сидел в зарослях травы у конца взлетно-посадочной полосы и внимательно следил за истребителями, которые один за другим впервые касались французской земли». Беговая дорожка подо мной замедлилась, видимо удивившись, не менее меня. Опять меня вселенная чему-то учит. Только бы понять чему. По телевизорам, заботливо развешанным перед тренажерами, начались новости. «Причиной падения самолета ЯК-42 под Ярославлем, в которой погибла вся хоккейная команда «Локомотив», могла стать ошибка пилотов, которые выбрали неправильный режим работы двигателей», - сообщил ведущий. – «По мнению заслуженного летчика-испытателя России Магомеда Толбоева, пилот рухнувшего Як-42 должен был тормозить: сломать самолет, но спасти людей». - Вот урод! О своих так… – высказалась я. Вскоре, развивая свою мысль, на экране появился и сам автор этих слов: « Да, у летчиков большой налет. Но к нештатным ситуациям они не были подготовлены… Здесь, скорее всего, будет выявлена вина пилотов». «Жаль, что владельцы клуба так же заботливо не положили пульты к телевизорам», - подумалось мне, и я вернулась к чтению. «…Это были последние слова, которые мы услышали от три пять Браво. Его огни растворились в ночном небе, и мне уже никогда не узнать, где его дом, куда он направился этой ночью и кто он вообще такой. Но в этих последних словах пилота Бонанзы, записанных в диспетчерской на бесстрастную магнитную ленту, чувствовался намек на то, что пилоты отличаются от всех прочих людей. У каждого из них есть один и тот же непередаваемый опыт полета наедине с собой. Если к тому же их очаровывает одна и та же красота неба, то у них слишком много общего, чтобы стать когда-либо врагами. У них слишком много общего, чтобы не быть братьями». Братьями. Ричард Бах определенно входит в это братство, в отличие от этого… Пилот, служивший в ВВС США, выполнявший фигуры высшего пилотажа, на этих страницах, которые к слову по признанию автора могли быть никогда не опубликованы, открыл мне особый мир летчиков, который мне - пока что пассажиру - кажется непостижимым. Тренировка затянулась. До ее конца были прочитаны «Люди, которые летают», «Молитвы», «Рай - нечто сугубо личное» и другие рассказы, эссе и иногда просто заметки, которые больше походят на личный дневник пилота, рожденного не только летать, но и писать. «Вот они - лучшие из моих бумажных детей. Я спас их, извлек из-подмноготонных гор мусора, не дал погибнуть в огне и дыму, они снова живы, они бросаются со стен замка, твердо веря в то, что полет - это радость. Они смешат меня, а кое-где - заставляют плакать, и за это - нравятся мне. Возможно, какие-то из моих детей могли бы быть вашими. И, кто знает, может быть, им удалось бы взять вас за руку и помочь вам прикоснуться к той части вашего дома, которая есть небо». На следующие выходные совершенно неожиданно для себя я прикоснулась к небу, прыгнув с парашютом с 4000 метров. И, боюсь предполагать, но, видимо, это только начало. А книга, открывшая мне этот удивительный мир, на свободную полку так и не вернулась. Ее место занял мой старый, но очень любимый томик «Чайки по имени Джонатан Ливингстон».